Оригинал взят у
Современные (20-й и начало 21-го века) социальные модели колеблются между превращением человека в животное (consumer capitalism в его наиболее ярких и массовых проявлениях) - или в машину (коллективистские идеологии правого и левого толка, "человек-винтик"). В обоих случаях речь идет о внешних ограничениях ("свобода" современного капитализма - это тоже хорошо рассчитанная система разнообразнейших "нельзя за флажки"), искусственно насаждаемых по классово-идеологическим соображениям.Ограничения внутренние, которые возникали постепенно, передавались от поколения к поколению, и хоть и эволюционировали, но довольно медленно, - эти ограничения, называемые в одних случаях традициями, в других - приличиями, в третьих - кодексами чести и т.п., не выдержали напора масс, вышедших на арену истории. Погоня за свободой, здесь и сейчас, немедленно, привела к максимальному ограничению свободы.
И крушение самых жестких ограничителей - большинства диктатур прошлого века, вовсе не обязательно означает перелом тенденции. Ограничений становится больше, хоть они и не так страшны, как большевистские или нацистские тиски - от мер экологического контроля до сужения публичного пространства для курильщиков (думаю, в скором времени оно сократится до чего-то вроде "только дома, при герметично закрытых дверях и окнах и наличии специального очистителя воздуха"). Любая антидискриминационная мера - это ведь тоже палка о двух концах, расширяя пространство свободы для одних, она сужает его для других - пусть это "нехорошая", "некорректная" свобода. Но кто сказал, что свобода должна иметь только позитивные формы и последствия для всех?
Век победивших масс принес с собой две тенденции, с которыми большинство из нас толком не знает, что делать. (Правда, в действительности большинство об этом и не задумывается, но, сталкиваясь с проявлениями того, о чем пройдет речь ниже, инстинктивно реагирует на них - порой с весьма неприятными последствиями). Во-первых, размывание сословных, а позднее и классовых границ привело к тому, что в значительной мере "все живут со всеми", т. е. люди с совершенно разным социокультурным бэкграундом пересекаются и взаимодействуют активно и повсеместно - и далеко не всегда ко всеобщему удовольствию. Мир, условно говоря, до 1914 года был миром апартеида, т. е. раздельного существования. Естественно, социальные лифты в нем работали, причем постепенно ускоряясь, но в целом сохранялась ситуация, когда жизнь большинства людей проходила в однородной социальной среде, знакомой им с детства. А "мещане во дворянстве", которым удавалось переместиться на том самом лифте на другой социальный "этаж", как правило, вынуждены были приспосабливаться к порядкам, давно заведенным на том "этаже", а не приносить туда собственные. Катаклизмы столетней давности, однако, привели к тому, что эта конструкция рухнула слишком быстро, погребла под своими обломками слишком многих, а строить на ее месте пришлось черт-те кому, кое-как и из не всегда подходящего подручного материала.
Во-вторых, ситуация в мире меняется так быстро, а новые проблемы возникают так часто, что общество не успевает толком осознать их и приспособиться к ним, не говоря уже о поиске обдуманных решений. Отказ Германии и Японии от АЭС - пример судорожной реакции на конкретное событие, причем реакции типично современной, потому что "надо быстро". То же можно сказать и о нынешнем кризисе в Евросоюзе: интеграция в последние 20 лет шла под лозунгом "давай-давай", без сколько-нибудь существенной работы на grassroots level, без воспитания общей идентичности (идентичность - тоже вещь воспитываемая и приобретаемая), без просчитывания разумных экономических мер. Итого - мы живем в мире, слатанном на скорую руку. В нем многие социальные нормы и установки не разделяются большинством: известно, например, что в очень многих странах Совета Европы, где отменена смертная казнь, большая часть общества совсем не против ее возврата; а уж насколько тонка пленка официальной толерантности к разного рода меньшинствам - даже в Европе! - мне приходилось наблюдать и лично.
Нынешний мир - антибёркианский по своей сути. Философия конструктивных консерваторов вроде Бёрка была проста, ее можно свести к банальным, но верным максимам: "Не сломано - не чини" и "Наши предки были не глупее нас - просто каких-то вещей они еще не знали". Увы, эти принципы очень далеки от устройства современного мира, который бежит куда-то сломя голову. Если это и новый - по историческим меркам - мир, не вижу особых оснований считать его прекрасным.
Journal information