Оригинал взят у
На ранних автозаках
Я под Москвою эту зиму,
Подальше от холопских мест.
Но всё ж, когда необходимо,
Я выходил нести свой крест.
Гламурный и рукопожатный,
Не раб, не быдло, не урод,
Откушав table d'hôte в «Жан-Жаке»,
Я, как народник, шел в народ.
Навстречу мне неудержимо
Неслась кровавая гебня.
Сатрапы подлого режима
Винтили гордого меня.
В горячей вони автозака,
Заткнув платочком нос и рот,
Я тихо корчился и плакал:
Так вот он, вот он, мой народ!
Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря.
В них не было следов холопства:
Само соседство их со мной
Бросало отсвет благородства
На этот тошный перегной.
Москва встречала нас во мраке,
Переходившем в новый мрак,
Мы покидали автозаки –
Они – в дерьмо, а я – в «Жан-Жак».
Портрет косился рыбьим глазом,
И пахла сизая шинель
Черёмуховым свежим газом
И хом-парфюмом от Chanel.
Journal information