Ох, нелёгкая это работа — из болота тащить бегемота. В Европе — медленно и непоследовательно — всё же идёт работа по созданию «человека европейского», урбанизированного жителя децентрализованного мегаполиса, чей образ жизни и мыслей будет радикально отличаться от «деревенской ментальности» его недавних предков, бесследно канувших в пасти молоха индустриализации. Живём в эпоху очередных перемен, с чем я нас всех и поздравляю.
Шесть лет назад я отказалась носить платок на голове — решение, изменившее мою жизнь. Женщины должны освободить головы!
В плюралистическом обществе платок на голове женщины означает идентичность и принадлежность. Отказавшись от платка, я утратила эту принадлежность и встала перед необходимостью выработать новую идентичность.
30 лет я послушно играла удобную роль женщины, не принадлежащей себе, и не сомневалась, а верила. Сегодня среди многих мусульманок господствует убеждение: платок на голове делает их лучше. Я полагаю, отказ от платка делает женщину более свободной. Свободной потому, что на ней больше не висит ярлык «чужая».
Как свободный человек, я многому научилась. Мне, как никогда прежде, нравится моя причёска, я наслаждаюсь ветром, перебирающим мои волосы, и я понимаю, каково мужчинам с их непокрытыми головами — особенно летом.
Подрабатывая статисткой на съёмках, я должна было сыграть роль турчанки-прохожей с платком на голове. В гримёрной две другие статистки вдруг резко отказались надеть платки. Их отказ был столь глубоко мотивирован и эмоционален, что не мог разрешиться никаким иным образом — и обе женщины покинули съёмочную площадку. Они не позволили убедить себя в том, что речь идёт о профессиональной необходимости.
Я не испытывала проблем с этим. За 30 с лишним лет я привыкла, что из-за моей одежды во мне легко узнать мусульманку. Одежда скрывала фигуру, и ни единой пряди не выбивалось из-под косынки. Одежда закрывала всё, кроме кистей рук и лица. Я старалась выбирать как можно менее броские расцветки. О макияже речи вообще не шло: он не вписывается в концепцию, призванную уничтожить женскую привлекательность. Меня научили, что ответственность за проявление мужской сексуальности несу только я. И что это — грех, как для меня, так и для мужчины.
Всё это потому, что есть бог, всемогущий бог, повелевший так и ревниво следящий за тем, чтобы его повеления исполнялись неукоснительно. Вся жизнь обусловлена религией, исламом, и тем, что я, как мусульманка, не вправе допустить никаких ошибок в исполнении предписаний. Мне и в голову не приходило поставить подобное положение вещей под сомнение, или, пуще того, думать о своих отношениях с богом как о поверхностном соблюдении взаимных любезностей.
Об открытом обсуждении — носить платок, не носить — вообще никто и не думал.
Семь лет назад такое обсуждение началось. Поводом послужила афганская учительница Ферешта Лудин со своим требованием разрешить ей вести уроки в платке. Своё «право на свободу вероисповедания» она готова была отстаивать перед конституционным судом Германии.
Эти дебаты выродились в инфантильную пикировку сторон, в которой деталь одежды превратилась в религиозный символ и групповой признак. И напрасно. Стихи корана, что с таким удовольствием цитируются снова и снова, написаны в определённую эпоху и в определённом регионе, и только к ним же и относятся.
То, что некогда служило воспитательным средством для мужчин и отличало рабынь от полноправных женщин, превратилось в религиозный ритуал, да ещё и с политическим программным контекстом.
Дилемма, стоящая перед мусульманкой, начинается в раннем детстве, когда семья заставляет девочку надевать платок, в первую очередь из воспитательных соображений — как можно раньше начать привыкать к ношению платка. Это самое настоящее злоупотребление во имя религии.
Хиджаб «показан к применению» с момента, когда у девочки начинаются месячные. Так у множества девочек крадут детство и юность, и они даже не в состоянии это понять. Их тела больше не принадлежат им — отныне они становятся собственностью семьи и призваны служить её, нередко меркантильным, интересам. Их естественное развитие личности грубо оборвано предписанием «стыдиться».
Им следует «стыдиться» своего тела и поэтому как можно тщательнее прятать его в одежде. Доходит до того, что волосы на голове «приравниваются» к волосам в интимных местах. То, что из этого «уравнения» вырастают комплексы, способные искалечить ребёнка на всю жизнь, к сожалению, до сих пор не обсуждается в среде подростковых психологов.
Существует ничтожно малое число «задрапированных» женщин, способных и желающих по-новому определить свою женскую сущность и свою веру и готовых ради этого отказаться от хиджаба. Я лично не знаю ни одной, кто при этом не сталкивается с мощнейшим сопротивлением среди таких же женщин и кого не унижают клеветой и оскорблениями. Женщина в хиджабе, возможно, и хотела бы быть просто верующей. Но женщина — это больше, чем просто верующее существо женского пола.
Подчёркивая свою идентичность хиджабом, женщина отчуждает себя и отрекается от себя.
У женщины в хиджабе небогатый выбор возможностей, даже если она стремится к возможностям. Если она живёт в т. н. мусульманском обществе, как в Иране или в Саудовской Аравии, она обязана носить предписанное государством одеяние — бурку, чадру или абайю.
Если она живёт в окружении «неверных», она всё равно не может придать хиджабу некое сходство с модной одеждой: границы нельзя нарушать. Это строго запрещено. Многие мусульмане придают одежде (женщин, разумеется) столько значения, как будто убеждены: человек является на свет исключительно ради того, чтобы постоянно испытывать сексуальное вожделение, и потому такому безобразию необходимо всеми силами препятствовать.
Образ ревнивого, гневливого бога, ежесекундно готового обрушить на человека наказание — неотъемлемая часть этой, с позволения сказать, «картины реальности» — не что иное, как инструмент постоянного запугивания. Запуганное существо с трудом в состоянии принять решение или взять на себя ответственность. Но вера не должна служить средством выражения политического коллективизма, а должна оставаться глубоко личным делом, как и сексуальность. И своей головой женщина тоже должна распоряжаться сама.
Автор — Эмель Зейнельабидин, председатель Объединения мусульманских женщин, много лет посвящает себя работе с детьми и женщинами. Её отец, иракец Юсуф Зейнель Абидин, был основателем немецкого филиала «Милли Гёрюш» (исламофашистской организации, созданной Нежмеддином Эрбаканом, недавно, к вящей славе господней, подохшим. — В. Д.). В 2005 г. она публично отказалась носить хиджаб и год спустя возглавила Боннский Исторический музей.
По материалам немецкой прессы
Journal information